Пришло время снова поговорить о душевной пище. Мы остановились на том, что, поступающие в монастырь намерены сразу же бросить все то, чем питали свою душу в миру, и начать жить совсем другими интересами – духовными. Но не тут-то было! Новоначальный, как правило, не отдает себе отчета, что с ним будет происходить, когда он лишится привычной душевной пищи.

В монастыре в изобилии предлагается насельникам пища духовная (молитва во всех ее видах, Священное Писание, свято-отеческие книги) и душевно- духовная: клиросное чтение и пение, монастырская библиотека, различные послушания, иерархические и христианские отношения с ближними. Однако новоначальному трудно ее усвоить, как младенцу – твердую пищу. У него начинается самый настоящий голод, томление, тоска по тому, чем он питал свою душу в миру. Не понимая, что с ним происходит, он пытается инстинктивно восполнить потерю, построить свою жизнь в монастыре по мирскому образцу. Он ищет друга, с которым можно было бы поговорить «по душам», охотно беседует с прихожанами, взрослыми и детьми, как на праздник идет в магазин за покупками, с жадностью читает попадающиеся ему в руки обрывки газет, потихоньку слушает в келье радио и плэйер. Во время благословных отлучек из монастыря навещает старых друзей, не считает зазорным выпить с ними бутылочку пива и посмотреть телепередачу. Как тут не вспомнить израильтянина, которому приелась манна, мечтающего о египетских котлах с мясом, о пахучем луке и чесноке?

Но долго в монастыре так жить невозможно. Монастырская жизнь предназначена для приведения человека к духовному бытию и нарочно так построена, чтобы душевная пища была ограничена, а мирская душевная пища вовсе исключена, подобно мясу из монашеской трапезы. Это заложено уставом и всем укладом монастырской жизни. Зажатый снаружи монастырской дисциплиной, а изнутри томимый душевным голодом, человек, наконец, решает, что в данном монастыре, наверное, нет Благодати. Это одна из самых распространенных ошибок современных насельников монастырей: чувство душевного голода они принимают за отсутствие Благодати. Часто именно это является причиной перехода из монастыря в монастырь послушников, ищущих, где бы им пришлось «по душе».

Во всех аскетических книгах мы читаем, что для обретения духовной жизни надо ограничить, истощить жизнь тела, что достигается телесным постом. Подобным же образом надо ограничить и жизнь душевную до необходимого минимума, что называется постом душевным. Другого пути к духовной жизни нет. Второй пост, душевный, намного труднее первого, телесного. Состояние, в которое попадает душа, лишенная привычной пищи, не сразу сменяется духовной жизнью. Это состояние надо терпеть годами, что можно уподобить переходу через пустыню, где путешественник терпит голод и жажду. Человеку трудно решиться перейти через незнакомую пустыню: кто знает, где у нее конец, сможет ли он хотя бы вернуться назад, если кончатся силы, или умрет среди песков? Такие мысли посещают человека перед путешествием по пустыне натуральной. В нашем же случае, как только неподготовленный предварительно человек почувствует «вкус» душевной пустыни, он сразу теряет желание углубляться в нее дальше, ему становится жутко. Как же можно так жить: без планов на будущее, без своего дома и без собственности, без друзей и родственников, без удовольствий и развлечений, отказавшись от своей воли выполнять чужую? В такое положение попадают мирские люди, которые идут в монастырь потому, что им больше некуда податься. Оттого они в монастыре долго и не задерживаются, хотя здесь есть пропитание и жилище.

Как в телесном посте невозможно после невоздержного угождения чреву сразу сесть на сухоядение, так и в душевном посте неизбежна постепенность в преуспеянии. Следует помнить о слабости веры и произволения, и бедственном внутреннем состоянии приходящих в наше время в монастыри. Поэтому в современных обителях для кандидатов в братию и послушников допускается такая душевная пища, как видеофильмы православного содержания, паломнические поездки, уход за канарейками, попугайчиками, аквариумными рыбками, слушание записей духовной музыки, игра на некоторых музыкальных инструментах, собирание грибов и ягод, рыбалка, катание на санях, на лодке, исполнение кантов и рождественских песнопений. Конечно, все это умеренно и в должных рамках. Хорошо, если в монастыре есть иконописные мастерские, регентские классы, резьба по дереву, изготовление свечей, выпечка просфор, куличей и монастырского хлеба, обучение различным монастырским послушаниям. Облегчает душевную жизнь также смена послушаний и келий.

К душевной пище относится и действие по страстям. Если страсти в нас живут, они настойчиво, как голодный кот, требуют от нас своей пищи, и нам приходится их питать. Конечно пища эта – греховная, но пока мы не достигли безстрастия, мы вынуждены, как невольники, кормить их. Понимающий свое пленение делает это с отвращением, а не понимающий – даже с удовольствием, иногда – с большим удовольствием, полагая, что кормит самого себя. Думается, в притче о блудном сыне под свиньями изображены страсти, а под рожками – удовлетворение страстей.

Страсть – постоянно действующее в душе расположение ко греху. В славянском языке словом «страсть» обозначается также страдание, к примеру, в выражениях «страсти Христовы», «Страстная седмица», но об этом смысле мы сейчас говорить не будем. Страсти – следствие первородного греха и передаются вместе с ним по наследству. Нет человека, в котором бы страсти не действовали. Даже дети, как бы хорошо мы их ни воспитывали, ни ограждали от дурных влияний, уже в дошкольном возрасте обнаруживают в себе действие страстей.

Святые Отцы насчитывают восемь главных греховных страстей: чревоугодие, гнев, блуд, сребролюбие, уныние, печаль, гордость и тщеславие. Состояние освобождения от страстей в христианстве называется безстрастием. При этом человек остается открытым для добрых чувств, проистекающих от добродетелей. Христианское безстрастие есть исправление греховной поврежденности человека, в то время как в восточных религиозных практиках, основанных на индуизме и буддизме, безстрастием называют безчувствие, избавление от всех чувств, как злых, так и добрых. Такое «безстрастие» представляет собой не добродетель, а дополнительное повреждение человеческой природы. Подробнее о страстях будет сказано далее.